Защита от субсидиарной ответственности

Начало этой истории мы рассказывали в статье «Как мы выиграли суд по защите сделки от оспаривания», поэтому здесь напомним только основы.

Александр был учредителем и директором компании «Рив Гош» (еще раз — не парфюмерия). В какой-то момент он продал свою долю, но остался на посту генерального директора.

В период, когда Александр был у штурвала, компанией была открыта возобновляемая кредитная линия с «Транснациональным банком», который обеспечивал возможность закупки товара под залог этого самого товара. Но в апреле 2015 года у банка отозвали лицензию и пришло АСВ, которое выставило требование о немедленном погашении кредита.

В общей сложности наш будущий клиент руководил компанией с августа 2014 по сентябрь 2016 года. Затем был назначен новый руководитель, а еще позднее собственник бизнеса принял решение о ликвидации бизнеса, после чего нарисовал кредитора, задолженность и подал на банкротство.

Как обычно, работа началась с аналитики. Так и что же нам вменяли:

Неподача заявления о банкротстве

По мнению ключевого кредитора — банка в лице АСВ, заявление о признании «Рив Гош» банкротом должно было быть подано еще в декабре 2015 года. Причина — невозможность обслуживать долг перед банком. Соответственно, гендир, действовавший в тот период, а также последующий директор должны быть привлечены к субсидиарной ответственности.

Непередача документов

Заявитель указал, что Александр не передал документы бухгалтерского учета новому директору Екатерине. А та в свою очередь не донесла документы до ликвидатора — Татьяны.

Именно по этой причине, помимо двух директоров, к субсидиарке привлекали еще и ликвидатора — Татьяну.

Сделки, причинившие убытки кредиторам

Если два предыдущих основания были расписаны достаточно грамотно и аргументировано, то здесь конкурсный управляющий (который, кстати, читает наш блог) поленился.

Если утрировать, то данное основание было упомянуто в формате: «Вот есть такие-то статьи в главе lll.1 закона о банкротстве. Считаем, что сделки из этой главы точно есть за кем-то из привлекаемых, так что привлеките по нему кого-нибудь, пжлст». Т. е. о самих сделках не было сказано вообще ничего. Ни что это за сделки, ни каким образом они причинили ущерб, ни были ли они убыточными или совершенными по нерыночной цене…

В целом, требования конкурсного управляющего имели право на жизнь:

В первом случае — неподача заявления о банкротстве — показатель наличия долга перед банком мог быть расценен судом как субъективный показатель неплатежеспособности. Учитывая, что все складские запасы находились в залоге у банка, кредитор мог легко обратить на них взыскание — нет товара, нет бизнеса.

Но не будем углубляться. О том, как доказывают момент неплатежеспособности, мы подробно рассказали в статье «Признаки банкротства юридического лица».

По второму основанию — непередача документов — требования также были аргументированы: по закону у конкурсного управляющего нет запрета на истребование документов у предыдущих директоров, а значит, доказывать обратное и снимать его обвинения в сокрытии документов предстояло нам (в силу работающей презумпции вины).

А вот третье основание — сделки, причинившие убытки кредиторам — было явно дохленьким. По таким основания надо четко расписывать, какая именно сделка причиняла ущерб, каким образом она это делала и в каком размере причинен ущерб. Оптимально, если размер ущерба будет подкрепляться мнением третьих лиц-экспертов.

Вот самый простой пример, как должна выглядеть грамотная аргументация кредиторов по убыточным сделкам:

• в преддверии банкротства должник продал Бентли №…;
• имущество выбыло по цене 5 рублей;
• тем не менее, рыночная цена такого имущества 20 рублей;
• оценка рыночной стоимости подтверждается отчетом оценщика;
• таким образом, должнику причинен ущерб в размере 15 рублей, что привело к невозможности удовлетворить требования кредиторов.

В нашем случае такой логической цепочки доказано не было.


Раз оппонент доказывает субъективный признак неплатежеспособности, будет правильно установить объективную истину: а действительно ли компания не имела возможности погасить банковский кредит?

И мы сделали финансовый анализ бизнеса. Что-что, а делать и применять его на практике мы умеем. Подробнее об этом читайте в статье «Финансовый анализ при банкротстве».

Картина нарисовалась более чем оптимистичная: у «Рив Гош» не то, что не было признаков неплатежеспособности — компания цвела. Складские запасы превышали размер банковского кредита, деньги на счетах и дебиторка позволяли рассчитаться со всеми остальными кредиторами. По данным бухгалтерского учета, компания была прибыльной, выручка росла от квартала к кварталу.

По финанализу видно, что объективная дата неплатежеспособности возникла уже после увольнения нашего клиента из компании и была вызвана совершенно другими причинами.

И самое интересное: складские запасы дожили аж до конкурсного производства и были переданы управляющему на сумму 21 млн рублей. Учитывая, что сумма всех долгов составляет 40 млн, а алкоголь имеет достаточно большой срок хранения, то у кредиторов были хорошие шансы вернуть хотя бы половину своих долгов. Но…

Но тут подсуетился конкурсный управляющий, и алкоголь испарился… В том смысле, что исчез, пропал, был выпит или потерялся — об этом история умалчивает.

Этого залогодержатель АСВ простить не смог и подал заявление об отстранении конкурсного управляющего от ведения процедуры и взыскания с него убытков. Но это уже другая история, которая интересует нас лишь как доказательство, что компания была «живая» и входила в банкротство с активами.

В законе нет требования, что предыдущий директор обязан передавать документы новому директору по акту приема-передачи или каким-то иным регламентированным способом. Ключевое, что здесь имеет значение — есть ли возражения у нового директора. Если их нет и компания продолжает вести экономическую и хозяйственную деятельность, значит, документы переданы в полном объеме. Это первое.

Второе — если уж суду так нужен акт, никто не запрещает подписать его «задним» числом. Более того, можно указать реальную дату подписания, даже если это происходит в разгар субсидиарки. Опять же — какая разница, когда он подписан, если обе стороны не отрицают факта передачи документов.

Собственно, мы подготовили акт, а заказчик подписал его со своим преемником.

К слову, как директору отбиться от обвинения в непередаче документов, мы уже рассказывали в рамках нашей ежемесячной рубрики «Ответ на вопрос читателя». Такие разборы мы присылаем только подписчикам нашей рассылки. Если вы с нами недавно, оставьте ниже свою почту, и мы скинем это письмо:

С одной стороны, заявитель сослался только на статью закона без конкретизации сделок и размера ущерба от их совершения. Но мы на всякий случай решили перестраховаться и в отзыве расписали свою позицию еще и по этому основанию. Потому что в суде можно ожидать чего угодно.

И на десерт: наше любимое — все три основания не подлежат применению потому, что пропущен годичный срок исковой давности. Почему годичный? Потому что все вменяемые нам правонарушения относятся к 2014–2016 годам, а дальше читайте статью «Исковая давность по субсидиарной ответственности».
На заседание явился представитель кредитора АСВ и представил дополнение к позиции конкурсного управляющего, в котором вдоль и поперек расписал позицию по сделкам должника. В том числе и по продаже трех автомобилей по бросовым ценам. В общем, всё то, что не сделал управляющий, сделало АСВ.

А теперь небольшой ликбез:

Требование о привлечении к субсидиарной ответственности, предъявленное в рамках дела о банкротстве, носит, по своей сути, коллективный характер, т. к. заявляется в пользу нескольких лиц (кредиторов-участников дела о банкротстве).

Исходя из этой предпосылки, суд допускает ситуацию, когда иные кредиторы могут дополнить заявление и указать новые обстоятельства и доказательства. В рамках классических понятий АПК звучит как дичь, но в данной ситуации это работает.

К слову, этим часто пользуется налоговая. Вот пример из недавнего.

Бизнес имеет долги перед налоговой и хочет их списать через банкротство. Для этого делается свой кредитор, который назначает на процедуру «дружественного» и хорошо оплачиваемого арбитражного управляющего. Ставится задача: быстро обнулиться без лишних вопросов.

Начинается банкротство, и в реестр должника, естественно, включается налоговая со своими требованиями. И дальше у налоговой возникает дилемма: она вроде бы видит основания для привлечения к субсидиарке, но сумма долга большая, поэтому заявление о субсидиарной ответственности надо будет согласовывать с Управлением. А если территориалка его потом еще и проиграет, то по голове точно не погладят, т. к. есть внутреннее указание по подобным делам формировать только положительную практику и заведомо проигрышные иски не подавать.

Налоговая придумывает беспроигрышный ход: созывает собрание, на котором обязывает конкурсного подать заявление о субсидиарке, и добавляет, если не подаст, то будут ему и жалобы, и убытки, и прочий ай-яй-яй…

Конкурсный успокаивает клиента: «Сейчас подадим «пустышку» и дело в шляпе. Будем косить под дураков, а на суде скажем, что подали потому, что налоговая обязала — других причин нет. Нам быстренько и откажут…».

Сказано — сделано. Пара листочков словесной ерунды направляется в суд.

На судебное заседание приходит налоговая и объясняет суду по формуле, как написано выше: «… иск коллективный… затрагивает наши интересы… а потому просим принять во внимание… и приобщить три коробки документов, которые мы собрали в результате камеральных проверок контрагентов должника… и выписки с его расчетного счета… и иную информацию о движении активов…».

Конкурсный — в шоке, клиент — в ahue.

Итог: привлечен к субсидиарной ответственности в полном объеме.

Далее клиент идет в «Игумнов Групп» и спрашивает, что теперь со всем этим делать. Именно так мы узнаем прекрасные истории, которыми с вами делимся. Говорить о том, что не надо опытов с другими юристами, а лучше сразу приходить к нам — я не буду, намек вроде и так понятен.

Поняв, что с доказыванием несвоевременной подачи заявления о банкротстве — пролет, конкурсный управляющий начал требовать экспертизы акта приема-передачи. Мол, вы подписали его не в сентябре 2016-го, а на коленке перед судом.

Фальсификация документов — это, если что, уголовка. Но вот только тут важно понимать, что подписание передаточного акта не является обязательным в случае передачи документов от одного директора другому. То, что Александр и новый директор Екатерина подписали этот документ позже — не нарушение.

И мы попросили суд отказать в проведении экспертизы на том основании, что стороны не отказываются от своих подписей и факта приема-передачи документов. Таким образом, установление иной даты подписания акта не отменит сути события, которое им зафиксировано.

Суд нас услышал и в удовлетворении просьбы управляющему отказал, переписав наши доводы в соответствующее определение.

Оставались сделки, которые, по мнению кредитора АСВ, не отвечали принципу добросовестности и разумности. Речь шла о продаже трех авто:

1. Land Rover Range Rover за 5 900 рублей;
2. Citroen Berlingo за 5 000 рублей;
3. и Land Rover Range Rover Evoque за 350 000 рублей.

По сделке номер три — Range Rover Evoque — мы как раз заняли активную оборону, о чем писали здесь. Но дело усугублялось тем, что сделку с Citroen Berlingo конкурсный управляющий уже успел оспорить (еще до нашего появления в проекте). А значит, работала преюдиция — можно считать, что недобросовестность директора по совершению оспоренной сделки была доказана. Повторно этот момент суд исследовать не будет.

Исходя из понимания этой простой истины, мы решили пойти другим путем: да, недобросовестность поведения директора имеется, но привела ли она к банкротству? Это ключевой момент, потому что:

• Если плохие сделки не привели к банкротству, то значит, мы говорим лишь о причинении убытков, которые уже были компенсированы нашим клиентом путем исполнения судебных актов о возврате автомобиля в конкурсную массу (да, после того, как сделка была оспорена, Александр отдал авто обратно).
• Но если мы говорим о субсидиарке, то нужно доказать, что данные сделки стали тем самым спусковым крючком, после нажатия которого компания лишилась платежеспособности и покатилась к банкротству.

В этом, собственно, и заключается разница между взысканием убытков и привлечением к субсидиарной ответственности.

Достаем финанализ и смотрим: на момент отчуждения авто их совокупная стоимость составляла всего 0,47% от размера активов будущего банкрота. Естественно, сами по себе эти сделки не могли привести к неплатежеспособности. И делаем отсылку к закону: чтобы считать, что конкретная сделка причинила вред кредиторам, нужно, чтобы она составляла более 25% балансовой стоимости активов компании.

Работа с доказыванием нашей позиции облегчилась тем, что АСВ наконец-то выиграло суд по взысканию убытков с арбитражного управляющего за исчезновение алкоголя и потеряло интерес к субсидиарке. На последнее судебное заседание они вообще не явились. Видно, ребята понимали, что 20 с лишним лямов у них уже в кармане, и успокоились.

В общем, в суд мы выходили достаточно уверенно, а чтобы однозначно перевесить чашу весов в нашу сторону, я устно продублировал заявление о пропуске годичного срока исковой давности, отведенного для предъявления требований субсидиарного характера.

Конкурсный управляющий привел контрдоводы: сослался на Постановление Президиума ВАС РФ от 07.06.2012 № 219/12, в котором начало годичного срока отсчитывается не с момента введения конкурсного производства, а не ранее продажи имущества предприятия. Проще говоря: конкурсный управляющий 3 года собирал имущество должника, потом еще 2 года продавал его на торгах, потом все вырученные деньги распределил между кредиторами и вот только в этот момент (спустя 5 лет) понял, что денег-то на всех не хватает, а значит, надо подавать заявление о привлечении к субсидиарной ответственности!

Мысль хорошая, но вырвана из контекста. В Президиуме была расписана конкретная ситуация, которая никак не коррелировала с нашей. Кроме того, Президиум слегка устарел за прошедшие 8 лет: сейчас суды поголовно исходят из того, что у конкурсного управляющего есть возможность приостановить рассмотрение в части определения размера субсидиарной ответственности. Так что никто не мешает подать заявление в установленный срок, установить вину ответчика, а потом приостановить его до окончания расчета с кредиторами.

Собственно, это мы и разъяснили суду.

Видя, как мы отбиваем все удары, конкурсный мрачнел, но хватки не терял. Когда с актом и сроками не прокатило, он решил ухватиться за… объем сохранившихся документов: «Любопытно. А с чего это у вас всё так чистенько и все документы на месте? Не порядок! Наверное, вы все документы у себя храните и специально их не передаете?»

Пришлось объяснять, что наш доверитель был директором и он имеет право сохранить те документы, которые были сделаны в период, когда он занимал пост директора. Да и он же не оригиналы сохранил, а копии. Собственно, мы сами рекомендуем так делать. В статье «Субсидиарная ответственность бухгалтера при банкротстве» мы советовали делать копии ключевых документов в случае декрета, больничного или увольнения. И директорам это тоже не помешает.

Да и вообще, слава богу, что Александр оказался таким ответственным руководителем и сохранил все документы. А то бы сейчас суду нечего было бы рассматривать, учитывая «растерянность» первого управляющего, который умудрился профукать целый склад алкоголя.

В общем, на последнее судебное заседание мы пошли, чтобы пополнить копилку побед.

В итоге суд оглашает резолютивную часть: Александра и ликвидатора привлечь к субсидиарной ответственности, а в привлечении последнего директора — отказать. И мы стоим с Александром и смотрим друг на друга в полном изумлении. А конкурсный управляющий улыбается и уходит.

Мы выходим из суда. Клиент начинает нервно курить одну за другой, смотрит на меня в духе: «Это что вот сейчас было?» А я реально не понимаю, даже из-за чего привлекли.

Через неделю получаем определение суда, ознакамливаемся с ним и… выпадаем в осадок. В судебном акте указано, что Александр привлекается к субсидиарке за совершенные сделки. Причем обоснование полностью взято из отзыва АСВ, даже запятые те же.

Суд не принял во внимание ни наше заявление о пропуске срока исковой давности, ни доводы об отсутствии причинно-следственной связи между сделками и наступлением неплатежеспособности.

Битва была проиграна, но война — нет.

В апелляцию мы шли с очень горячим настроем и полным рукавом козырей:

• Во-первых, в первой инстанции мы указывали на пропуск срока исковой давности и, более того, проговорили это в суде под запись.
• Во-вторых, доказательства, которые мы приобщали, не исследованы судом, и им не дана соответствующая оценка.
• В-третьих, сумма вменяемых сделок составляет менее 25% и не могла привести к банкротству.
• В-четвертых, судья принял во внимание наши доводы, основанные на финанализе и пропуске срока исковой давности по двум первым основаниям, но проигнорировал аналогичную логику по третьему основанию (со сделками). Возможно, судья просто не услышал, что мы говорили. Что интересно, наша аргументация отсутствовала и в письменном протоколе заседания. Т. е. мы могли сослаться только на аудиозапись, но и это уже неплохо.

К слову, аудиопротокол, по сути своей, должен вестись на каждом судебном заседании. Должен, но не всегда ведется. Поэтому настоятельно рекомендуем иметь свой диктофон для записи всех важных и открытых судебных заседаний. Уведомлять о записи не нужно.

Чтобы получить судебные акты по этому делу, оставьте свою почту в форме ниже:

В общем, прихожу я на заседание и начинаю раскачивать зал. И что размер этих сделок составляет меньше 25% от балансовой стоимости активов компании, и что компания была платежеспособна и сделки с авто никак ей не навредили, и про срок исковой давности…

Больше всего тройка судей мусолила срок исковой давности. В своих возражениях конкурсный сослался на очередную судебную практику. На этот раз — что если рассматриваемое действие попадает под переходный период закона о банкротстве, когда происходила замена срока исковой давности с 1 года на 3, применять нужно 3 года.

Ну а мы — руководствуясь здравым смыслом и законом — применяем ту редакцию, которая фактически действовала в тот период. И там 1 год.

В общем, суд принимает решение отложиться, чтобы мы ознакомились с письменными пояснениями и представили свои.

Я нахожу практику, на которую ссылается конкурсный управляющий, и понимаю, что он проворачивает тот же финт, что и в первой инстанции с президиумом ВАС — фраза вырвана из контекста. И в судебном акте вообще про другое написано. И более того — там вообще нет той цитаты, на которую управляющий ссылается. И еще более — там как раз всё разъяснено в нашу пользу.

В общем, я это все разжевываю на бумаге, прихожу в суд, и приходит конкурсный… с еще десятью этажами судебной практики. Я озвучиваю суду, что мы со всем ознакомились, вот, приложенная ранее практика применена некорректно, на что управляющий говорит: «Нет-нет, я уже другое принес, вот это лучше почитайте».

Да еще суд добавляет: «Вот же, Вадим, смотрите, вот представлена другая практика. Смотрите-ка, позиция совсем другая». И на этом моменте я понимаю, что если всё это не остановить, мы на пару лет застрянем в битве макулатуры. И я выдаю: «Уважаемый суд, ну хорошо, позиции судов могут быть разные — у нас не прецедентное право. Но судья первой инстанции применил срок исковой давности по двум первым основаниям, просто он почему-то не учел, что мы заявляли о пропуске срока и по 3-му основанию. И если следовать его логике, он бы его применил и там».

В итоге апелляция применила годичный срок, расписала всё по сделкам и отменила судебный акт в части привлечения Александра к субсидиарке. Постановление суд расписал мощно, и обжаловать шансов его не было. Это, видимо, понял и конкурсный, поэтому в кассацию он не пошел.

Думаете, это конец истории?

После суда клиент решил подбросить меня до офиса. В машине я открываю картотеку арбитражных дел и там вижу строчку «… оставить определение суда первой инстанции без изменения, жалобу без удовлетворения».

Я думал, что у Александра будет инфаркт. Или у меня.

Я начинаю его успокаивать, говорю, что бывают ошибки, помощник судьи вполне мог поставить галочку не в том месте… Параллельно звоню в суд. В суде, как назло, трубку не берут. Сам на взводе, но не теряю лица. Александр довозит меня до офиса в полном молчании, я пулей несусь, продолжая осаждать суд.

Дозваниваюсь. И действительно: «Извините, описка вышла. Сейчас исправим». Фух, что за «веселый» процесс: один забыл, вторые — напутали… Но главное — победа за нами!

1) В суде работают обычные люди. Если вас не понял или не услышал один человек — это не повод сдаваться, идите в следующую инстанцию.
2) Свой арбитражный управляющий и большинство в собрании кредиторов уже давно не гарант того, что вас не привлекут к субсидиарной ответственности. Сейчас эту проблему можно закрыть только грамотной подготовкой к банкротству, ну и четкой работой в судебном процессе, когда все начнется.

Информация в статье актуальна на дату публикации.

Чтобы быть в курсе последних трендов по субсидиарке, банкротству и защите личных активов — приезжайте в гости.